ЖИЗНЬ МУЗЫКИ БОРОДИНА
Василий Яковлев

8

Возвращаясь к вокальным произведениям, напомним, что выход из печати романсов Бородина вызвал несколько положительных отзывов Кюи и печально прославленную статью Г. А. Лароша, неоднократно цитировавшуюся впоследствии. Статья эта, злая, несправедливая, блещущая остроумием, направленным на неверные цели, — одна из крупнейших ошибок критика, которую он не раз стремился впоследствии корректировать, но малоудачно. С отношением Лароша к музыке Бородина нам еще придется встретиться, ибо в совокупности его выступлений против этого композитора накопилось немало принципиальных вопросов, которые Ларош стремился разрешить с исходных точек своей позиции защитника «абсолютной» музыки.

Влияла ли в данном случае его аргументация на степень успеха вокальных произведений Бородина? Думается, что весьма умеренно. Неблагоприятные мнения о «дилетантизме» Бородина в известной среде музыкантов постепенно рассеивались еще при жизни гениального творца.

Недоброжелатели не могли постигнуть быстрого и беспримерного развития этого дарования, опрокинувшего своей творческой деятельностью все мыслимые до того преценденты. Те, кто отнесся к новому музыкальному явлению не по непосредственному восприятию, а по предвзятому суждению или по трудности перестройки своих слуховых навыков, были тогда лишены некоторых наблюдений, какие следовало принять во внимание. Можно было добросовестно заметить явленную для всех яркость и красочную полноту образного мышления, но не было еще продумано наличие выдающегося научного мышления композитора, и еще менее было известно о долговременном его опыте в технике исполнительства. Талантливость в области научного мышления помогала Бородину быстро охватывать комплекс знаний, что не всегда доступно рядовому музыкальному деятелю; участие с ранних лет в инструментальных ансамблях в качестве любителя дало ему возможность, также в связи с типом мышления и творчески-ассоциативной памятью, проявить свой дар тонкого наблюдателя, что исподволь за многие годы восполняло недостатки его музыкальной подготовки; о недостатках же говорилось, и они выявлялись главным образом потому, что известно было, что Бородин, как и другие «кучкисты», не получил систематического консерваторского образования. Но живость ума и артистичность натуры счастливо соединились с мышлением ученого, и оковы «дилетантизма» не оказались для него таким тяжелым, давящим грузом, как для огромной массы других любителей-музыкантов; свобода же самостоятельных приемов музыкальной выразительности была вместе с тем сохранена. Гармонический язык Бородина в романсах, вызвавший острые реплики Лароша, создавал яркость характеристик, как нельзя более соответствующих тексту его романсов и воспринимавшихся новыми слушателями не только без ущерба их музыкальному вкусу, но и без насилия над слуховыми навыками. Замечательно, что многие антагонисты Бородина не отрицали его вкуса, но настаивали на «злоупотреблениях» в области создания новых гармонических красок.

Почти все без исключения вокальные пьесы Бородина имели необычайно сильную положительную реакцию у слушателей и входили с заметным постоянством в музыкальный быт. «Песнь темного леса» исполнялась как хоровое произведение с особой пылкостью молодежью, наряду с хорами из «Псковитянки» и «Бориса Годунова», как выражение в музыке народных и революционных стремлений. Хор поселян произвел огромное впечатление и исполнялся любителями с тем же воодушевлением, на намять, хотя вся полнота и сила его воздействия должны были быть отнесены ко времени первых постановок «Князя Игоря» в 90-х годах. В печати вокальные отрывки из «Князя Игоря» нашли, за немногими исключениями, сочувственный отклик, включая сюда даже отзывы Лароша об арии Кончака или Иванова о каватине Кончаковны. Только песнь Галицкого, хотя и в исполнении Ф. И. Стравинского, на первых порах вызвала некоторое разномыслие; впрочем, и она скоро нашла себе признание у критики разных лагерей и толков.

Слушательское восприятие, вне театра, «Плача Ярославны» было слабее: сочувствие шло от тех, кто искал и понимал подлинные национальные черты и ощущал жизненность искусства, черпающего свои силы из векового запаса народных источников. Оперные традиции именно в отношении «Плача» никак не создавали тогда предпосылок к глубокому пониманию художественной ценности 'подобного жанра, и демократический слушатель непосредственнее воспринимал этот отрывок, чем обычный петербургский 'посетитель театра, чуждый тех исторических чувств и настроений, какими насыщена вся партия Ярославны в целом.

Па фоне общих успехов вокального творчества Бородина уже не могли звучать убедительно такие отдельные выпады, как, например, следующий: «Песнь темного леса» — колоритна, энергична, но не возбуждает симпатии в смысле музыкальном».

Что означает это суждение, остается на ответственности автора столь вразумительного отзыва.

Переходим к Москве.

← к оглавлению | продолжение →