Рихард Вагнер. Моя жизнь
1850—1861

116

В это полное треволнений время я был и удивлен, и тронут подарком, присланным в знак преданности одним дрезденским жителем, Рихардом Вейландом. Это была довольно искусно выполненная работа из серебра, представлявшая окруженный лавровым венком нотный лист. На нем были выгравированы начальные такты главных тем всех моих опер, включая и «Золото Рейна», и «Тристана». Этот скромный человек позднее посетил меня и рассказал, что он ездил во все города, где ставились мои оперы. От «Тангейзера» в Праге у него осталось в памяти, что исполнение увертюры продолжалось целых двадцать минут, между тем как под моим управлением в Дрездене она длилась двенадцать.

Очень приятное впечатление, но совсем другого рода произвело на меня знакомство с Россини. Какой-то газетный остряк приписал ему следующую шутку. Однажды за обедом, выслушав своего друга Караффа, заявившего себя почитателем моей музыки, он пододвинул ему рыбу без соуса, желая этим подчеркнуть, что друг его признает музыку без мелодий. Россини серьезно и определенно запротестовал в открытом письме, заявив, что приписываемое ему «bon-mot» он считает «mauvaise-blague», что он никогда не позволил бы себе подобных шуток по отношению к человеку, со стороны которого он видит попытки расширить область искусства, в которой он работает сам. Узнав об этом, я не замедлил посетить Россини и был принят им очень любезно. Это посещение я описал потом в статье, посвященной моим воспоминаниям о композиторе. Не менее обрадовал меня старый знакомый Галеви, принявший в дебатах о музыке мою сторону. О моем посещении у него, как и о сложившемся между нами разговоре, я говорил прежде, упреждая ход событий.

Однако изо всех этих встреч и знакомств, действовавших на меня приятным и ободряющим образом, не выходило ничего. Не было никаких перспектив на изменение моего положения. Я все еше оставался в неизвестности, получу ли какой-нибудь ответ на обращенную к императору Наполеону просьбу, будут ли мне предоставлены силы Большой оперы для повторения моих концертов. Только в таком случае, т. е. если бы мне не надо было нести никаких издержек, я мог бы рассчитывать на доход, становившийся все более и более необходимым. Было несомненно, что министр Фульд является перед лицом императора моим ожесточенным противником. Ввиду полученных мною, чрезвычайно удививших меня сведений о том, что маршал Маньян присутствовал на всех трех концертах, я счел себя вправе рассчитывать на некоторое, не неблагоприятное для меня, влияние со стороны этого человка, по отношению к которому у императора были особые обязательства еше со второго декабря. Не ожидая никакого сочувствия со стороны Фульда, к которому я питал отвращение, я обратился к маршалу. В один прекрасный день к дверям моего дома подъехал гусар, слез с коня, позвонил и передал удивленному слуге письмо от Маньяна, в котором он приглашал меня к себе. Я был принят в парижском комендантстве военным очень представительной внешности. Он беседовал со мной чрезвычайно рассудительно, выразил удовольствие, которое ему доставляет моя музыка, и с неподдельным вниманием выслушал мой рассказ о явно бесцельных попытках добиться чего-либо у императора, как и высказанное мною подозрение относительно Фульда. Позднее я узнал, что он в тот же вечер в Тюильрийском дворце потребовал от Фульда определенных объяснений по этому поводу.

← к оглавлению | продолжение →