Рихард Вагнер. Моя жизнь
1850—1861

117

Во всяком случае не подлежит сомнению, что с тех пор я стал замечать все более определенные признаки какого-то нового движения в моих делах. Но решительный поворот наступил тогда, когда обозначилось некоторое благоприятное для меня влияние с той стороны, с какой я этого совершенно не ожидал. Бюлов, все еше оттягивавший свой отъезд из участия ко мне, из желания узнать, чем все это кончится, привез с собой в Париж рекомендательные письма к послу графу Пурталесу от тогдашней принцессы-регентши прусской. Но его надежда услышать из уст этого господина желание, чтобы ему представили меня, не сбывалась. Тогда, чтобы устроить это знакомство, он прибегнул к следующему средству: в великолепный ресторан «Vachette» он пригласил прусского посла вместе с его атташе, графом Полем Гатифельдом, на завтрак, к которому я должен был явиться вместе с ним. Результаты этой встречи оправдали все ожидания. Особенно обрадовал меня граф Пурталес своей простотой и неподдельной теплотой своей беседы и обращения со мной. С тех пор граф Гатифельд стал бывать у меня, присутствуя иногда на моих приемах по средам. Наконец он обрадовал меня известием о начавшемся при дворе движении в мою пользу. Затем он пригласил меня посетить с ним обер-камергера императора графа Бакчиоки. Тут только я услышал первый отклик на мою просьбу, обращенную к императору: меня спросили, почему я настаиваю на концерте в Большой опере. Такой концерт никого серьезно не интересует и не гарантирует мне никаких дальнейших успехов. Было бы, может быть, лучше предложить директору оперы Альфонсу Ройе сговориться со мною относительно композиции для Парижа. Так как я не хотел об этом и слышать, то несколько свиданий с графом Бакчиоки прошли безрезультатно. На одно из таких свиданий меня сопровождал Бюлов. Над графом, которого Беллони знал в молодости, когда он исполнял обязанности билетного контролера при театре «Scala» в Милане, мы сделали некоторое комичное наблюдение: непрерывно играя тросточкой, то ударяя ею по телу, то откидывая ее назад, он старался замаскировать известные непроизвольные судорожные движения своей руки, бывшие, по всей вероятности, следствием не особенно лестного для него физического порока. Таким образом, из этих непосредственных сношений с придворным ведомством ничего, по-видимому, не выходило, когда в одно прекрасное утро граф Гатифельд поразил меня неожиданным известием, что накануне вечером император отдал приказ поставить «Тангейзера». Решительный толчок к этому исходил от княгини Меттерних. Она приблизилась к группе лии, окруживших императора, как раз в ту минуту, когда шел разговор обо мне. Спрошенная императором о ее мнении, княгиня с таким вызывающим энтузиазмом стала говорить о «Тангейзере», которого видела в Дрездене, что ей тут же было обешано отдать приказ о постановке этой оперы. Правда, Фульд, которому императорский приказ был передан в тот же вечер, пришел в величайшую ярость. Но Наполеон заявил, что дело это решенное, что отменить слово, данное княгине Меттерних, он не может. Снова я был приглашен к Бакчиоки, который принял меня с очень серьезным видом, но с первого же слова удивил странным вопросом о сюжете моей оперы. Я должен был передать его в нескольких словах. Когда я кончил, он с облегчением воскликнул: «Ah! le раре nе vient pas en scene? C'est bon! On nous avait dit que vous aviez fait paraitre le Saint-Рerе, et ceci, vous comprenez, n'aurait pas pu passer. Du reste, monsieur, on sait a present que vous avez dnormement de genie: I'empereur a donne I'ordre de representer votre орerа». Он уверил меня, что все будет предоставлено в мое распоряжение, что все желания мои будут удовлетворены, и прибавил, что отныне я должен сноситься по этому лелу исключительно с директором Ройе.

Все это привело меня в некоторое смущение. Внутренний голос подсказывал мне, что поворотом обстоятельств я обязан каким-то странным недоразумениям. Как бы то ни было, я потерял надежду осуществить первоначальный план поставить свои произведения в исполнении избранной немецкой труппы и не скрывал от себя, что при данном положении вешей могу рассчитывать лишь на удачу счастливого случая. Нескольких свиданий с директором Ройе было достаточно, чтобы я вполне уяснил себе характер нового навязанного мне предприятия. Он должен был убедить меня во что бы то ни стало в необходимости изменить второй акт, который будто бы требует введения большого балета. Я уклонился дать ответ на эти предложения директора. Возвращаясь домой, я спрашивал себя, что делать, если решусь отказаться от постановки «Тангейзера» в Большой опере.

← к оглавлению | продолжение →