Рихард Вагнер. Моя жизнь
1850—1861

44

Путь мой лежал через Париж. Я пробыл там несколько дней, в течение которых видел только Кита и его друга Линдемана. Последнего Кити считал лекарем-«чудодеем». Прибыв 2 марта в Лондон, я обратился к Фердинанду Прегеру, другу юности Рекелей, и от него получил весьма необходимые для меня сведения. В лиие Прегера, который уже много лет назад водворился здесь на жительство в качестве преподавателя музыки, я встретил чрезвычайно добросердечного человека, несколько, впрочем, раздражительного для своей профессии. Переночевав у него, я на следующий день стал отыскивать себе при его содействии квартиру у Portland-Terrace, в окрестностях Regents-Park'a, о которых у меня сохранилось приятное воспоминание еще со времени первого посещения Лондона. Я радовался возможности хорошо провести предстоящую весну вблизи парка, великолепные красные буки которого простирали свои широкие ветви далеко за его ограду. В Лондоне я пробыл четыре месяца, и мне казалось, что желанная весна никогда не наступит — так убийственно действовал на меня скверный климат, постоянные туманы. Все мои впечатления принимали здесь мрачный отпечаток. Прегер изъявил полную готовность сопутствовать мне в моих скитаниях по визитам. Мы посетили, между прочим, и Коста, дирижера итальянской оперы, занимавшего в то время первенствующее место среди лондонских музыкантов, ибо он был одновременно и директором Sacred-Music-Society, где почти еженедельно исполнялись Гендель и Мендельсон.

Прегер повел меня к своему другу Сентону, первому скрипачу лондонского оркестра. С его стороны я встретил необыкновенно сердечный прием и от него же узнал странную историю, связанную с приглашением меня в Лондон. У Сентона, уроженца южной Франции, человека с наивным, пылким темпераментом, был друг, с которым он жил вместе, — полнокровный немей из Гамбурга, по имени Людерс, сын одного тамошнего музыканта, несколько скучноватый на вид, но чрезвычайно симпатичный по характеру. Я был очень растроган, когда впоследствии узнал о случае, связавшем их навсегда неразрывной дружбой. Сентон, отправившийся в артистическое турне через Петербург в Гельсингфорс, остался случайно в чужом городе без гроша в кармане. Как бы преследуемый злым гением, он не знал, как ему выбраться из этого положения. Вдруг на лестнице гостиницы преграждает ему путь необыкновенно простой и скромный сын гамбургского музыканта, который, узнав о его бедственном положении, предложил ему в виде простой услуги половину имеющихся у него наличных денег. С этого мгновения они стали неразлучными друзьями. Они вместе совершали артистические турне по Швеции и Дании. При необыкновенных обстоятельствах они вернулись через Гамбург в Гавр, Париж и Тулузу. Затем они отправились в Лондон. Здесь Сентон занял почетное место в оркестре, а Людерс кое-как перебивался скучными уроками музыки. Когда я с ними познакомился, они жили очень дружно в прелестной квартире, нежно заботясь друг о друге, как любящие супруги. Этот Людерс прочел как-то мои книги об искусстве. Моя «Опера и драма» вызвала у него восклицание: «Donnerwetter! Тут что-то есть!» Это поразило Сентона, и когда в начале нового сезона прежний капельмейстр филармонических концертов, всесильный Коста, по неизвестным причинам поссорился с обществом и заявил, что отказывается дирижировать оркестром, то Сентон, к которому обратился в этих затруднительных обстоятельствах за советом «Treasurer» обшества Андерсон, по внушению Людерса рекомендовал пригласить меня. Как я после узнал, рекомендация эта не сразу вызвала сочувствие обшества. Только когда Сентон заявил, что сам видел меня дирижирующим в Дрездене, Андерсон решил съездить за мной в Цюрих, захватив при этом его шубу. Вот каким образом я очутился в Лондоне. При своем пылком темпераменте Сентон слишком погорячился и поступил опрометчиво, так как Коста не считал серьезной свою размолвку с Филармоническим обществом, и приглашение меня в качестве дирижера очень неприятно поразило его. Будучи враждебно против меня настроен, он постоянно становился на пути моих начинаний, как человек, стоявший во главе оркестра, в котором мы так нуждались для филармонических концертов. Его неприязнь отозвалась и на моем друге Сентоне, хотя этот последний и не отдавал себе ясного отчета в причинах такого к нему отношения.

← к оглавлению | продолжение →