Рихард Вагнер. Моя жизнь
1850—1861

45

Враждебность Коста ко мне становилась все сильнее и заметнее, и я мог ожидать от него тысячи всевозможных неприятностей. Прежде всего музыкальный критик газеты «Times» Дависон отнесся ко мне отрицательно. На этом человеке я впервые с полной определенностью и ясностью мог убедиться в том, какое влияние оказала статья моя «Еврейство в музыке». К тому же Прегер сообшил мне, что Дависон в качестве всесильного критика газеты привык ждать от каждого артиста, приезжающего в Англию по музыкальным делам, всевозможных знаков внимания. Этим требованиям должна была подчиниться и Женни Линд, что и отразилось весьма благоприятно на ее внешнем успехе. Только Зонтаг, графиня Росси, сочла себя вправе ими пренебречь. Так как единственное, к чему я стремился, это быть в ладу с оркестром и, поставив его на должную высоту, достигнуть возможного совершенства исполнения, то меня страшно поразило сообщение, что мне не дадут того количества репетиций, какое я считал необходимым проделать. Для каждого концерта, с двумя симфониями и другими пьесами, по экономному рассчету общества, полагалось только по одной репетиции. Но я все еше надеялся, что впечатление от игры оркестра побудит заправил общества к уступкам в мою пользу. Оказалось, однако, что сдвинуть этих людей с места невозможно. Вскоре принятые мной на себя обязательства стали для меня непосильным бременем. В первом концерте была исполнена «Героическая симфония» Бетховена, и успех мой был так велик, что комитет общества, видимо, склонен был идти навстречу всем моим требованиям при устройстве нового музыкального вечера. Настаивали, чтобы я включил в программу отрывки из моих произведений и Девятую симфонию Бетховена, согласившись в виде исключения предоставить мне две репетиции. В этом концерте все шло довольно сносно.

Моему прологу к «Лоэнгрину» я предпослал в программе пояснение, из которого, подозрительно на меня покосившись, устроители концерта вычеркнули слова — «hoit Gral» и «God» — под предлогом, что их нельзя употреблять в удовольствиях светского характера. Для хора я должен был ограничиться персоналом итальянской оперы, а для длинного речитатива — баритоном, который на репетиции приводил меня в отчаяние своей английской флегматичностью, прошедшей итальянскую школу пения. Из английского перевода текста я понял только «hail thee joye» вместо «Freude schoner Gotterfunken». Для успеха этого концерта, который сам по себе не оставлял желать ничего лучшего, Филармоническое Общество сделало, кажется, все, что только было в его силах. Тем более мы были поражены, когда рецензент «Times» и к нему отнесся презрительно, стараясь умалить достоинство исполнения. Обратились к Прегеру, чтобы с его помощью подвинуть меня хоть на какие-нибудь знаки внимания по отношению к могущественному критику. Добивались моего согласия встретиться с этим субъектом и любезно с ним поговорить на торжественном званом обеде у Андерсона. Прегер достаточно знал меня, чтобы отнять у этих господ всякую надежду на какие-либо уступки с моей стороны. Званый обед не состоялся. С тех пор общество, видя, что ничего не поделаешь с таким упрямым человеком, как я, стало искренне раскаиваться, что пригласило меня в Лондон.

← к оглавлению | продолжение →