БЕСЕДЫ ОБ ОПЕРЕ
Елена Чёрная

Оперное искусство XX века. Франция

Во Франции то же направление (здесь оно получило название «натурализм»), несмотря на участие таких выдающихся литературных сил, как Золя, не привлекло крупных оперных композиторов, и единичные удачи этого рода, такие, как оперы Брюно, написанные на либретто Золя или по мотивам его произведений, остались достоянием по преимуществу французского театра. Только «Луиза» Шарпантье (1900) завоевала зарубежную сцену.

Зато именно во Франции ярко расцвело направление импрессионизма, выдвинувшее таких замечательных представителей, как Дебюсси и Равель. «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси по символической драме Метерлинка (1902) поразила слушателей новизной и изысканностью образов и выразительных средств: гибкостью музыкальной декламации, тончайшей детализацией психологического рисунка, богатством оркестрового колорита. Но, подобно французским живописцам, положившим начало новому направлению, Дебюсси тяготел к зыбким, мерцающим краскам и скорей к недосказанности музыкальных образов, чем к ясному воплощению драматической идеи; она лишь «просвечивала» в последовании сцен, да и все символическое содержание оперы было замкнуто в кругу тончайших ощущений нескольких действующих лиц.

Морис Равель проявил большую близость к житейскому началу в выборе оперных сюжетов. Его «Испанский час» (1907) задуман как опера-буффа на тему о находчивости и хладнокровии женщины в любовных приключениях. Равель утверждал, что шел здесь по стопам «Женитьбы» Мусоргского, и он действительно почти не изменил текст использованной им комедии Франк-Ноэна. Задача «омузыкаливания» речевой интонации приобрела особую изысканность благодаря сплаву французского и испанского стилей.

В поздней его опере «Дитя и волшебство» (1923) совмещены фантастические и реальные мотивы; рисуя жизнь ребенка в обычной современной буржуазной семье с обычными наказаниями за шалости и обычным примирением (родители, наказывая распущенного мальчика, оставляют его дома одного среди испачканных и испорченных им вещей и обиженной на него кошки), Равель неожиданно переводит повседневный быт в сферу сказочности: здесь и внезапно ожившие, поющие деревья, и животные, вещи и книги, заговорившие человеческим языком. Равель изобретательно использует приемы современного мюзик-холла (фокстрот чайника и чашки или сцена кота и кошки), прибегает и к кинематографическому «монтажу» (сцена со старичком-задачником), многое предвосхитив из того, что будет характерно в дальнейшем для музыкального театра. Но в основном он остается импрессионистом, особенно рисуя мерцающими живописными бликами таинственную ночную жизнь леса и населяющих его существ.

← к оглавлению | продолжение →