Рихард Вагнер. Моя жизнь
1861—1864

21

Странный случай как раз в это время несколько отвлек меня от начатой работы: Фредерика Мейер сдержала слово и однажды, возвращаясь из Майнца, посетила меня в сопровождении своей приятельницы. Посидев недолго, она вдруг почувствовала какой-то страх и, ко всеобщему ужасу, объявила, что боится, не скарлатина ли у нее. В самом деле, вид ее скоро стал нам внушать опасения, так что ее пришлось поместить в «Европейскую Гостиницу» и послать за врачом. Уверенность, с какой она сразу определила болезнь, обыкновенно передающуюся взрослым лишь от детей, показалась мне странной. Но удивление мое еще возросло, когда на следующий день с раннего утра к больной явился извещенный о ее болезни Гуаита, директор франкфуртского театра, проявив озабоченность, которая едва ли могла иметь источником простой интерес администратора труппы. Приняв Фредерику под свое заботливое покровительство, он этим значительно облегчил мне тягостное мое участие в этом странном случае. Я имел с ним короткий разговор о возможности поставить во Франкфурте одну из моих опер, а на второй день присутствовал при перевезении на вокзал больной, которую Гуаита окружил самой нежной отеческой заботливостью. Вскоре после этого у меня стал бывать некий Бюрде, муж известной певицы Нэй, игравший на сиене франкфуртского театра. Когда в разговоре с ним я коснулся, между прочим, таланта Фредерики Мейер, он сообщил мне, что она считается возлюбленной Гуаита, человека, чрезвычайно уважаемого по своему положению, и получила от него в подарок дом, в котором живет. Так как Гуаита произвел на меня отнюдь не хорошее, а скорее неприятное впечатление, то это известие слегка встревожило меня. Много любезности и дружеских чувств проявили по отношению ко мне и другие знакомые, жившие в недалеком соседстве с биберихским приютом, когда, желая отпраздновать день своего рождения, я пригласил их к себе на вечер 22 мая. Матильда Майер, приехавшая с сестрой и приятельницей, взяв на себя роль хозяйки, искусно справлялась со своей задачей, несмотря на более чем умеренное количество посуды в моем хозяйстве.

Но скоро настроение мое снова стало портиться из-за переписки с Минной, принимавшей все более неприятный характер. Назначив ей постоянным местом жительства Дрезден, но в то же время желая избавить ее от унижений, связанных с открытым разрывом, я увидел себя вынужденным сделать шаг, который благодаря ее хлопотам был мне предложен саксонским министром юстиции: я подал прошение о полной амнистии и получил наконец разрешение поселиться в Дрездене. Основываясь на этом, Минна наняла большую квартиру, убрав ее довольно хорошо при помоши бывшей в ее распоряжении мебели. Она надеялась, что если не всегда, то хоть временами я буду разделять ее с нею. Ее требования денег для этой иели я должен был удовлетворять без возражений. Между прочим, я послал ей 900 талеров. Но чем сдержаннее было мое поведение, тем более она чувствовала себя оскорбленной им. Ее волновал спокойно-холодный тон моих писем, все чаше и чаше стали появляться упреки за мнимые старые обиды, как и всякого рода резкости. Тогда я обратился к Пузинелли, из любви ко мне оказывавшему всякого рода услуги этой неуживчивой женщине, чтобы с его помощью дать ей то сильно действующее лекарство, о котором незадолго перед тем сестра Клара говорила мне как о лучшем средстве. Я просил своего друга убедить Минну в необходимости развода. Пузинелли нелегко было серьезно выполнить это поручение. Он сообщил мне, что она очень испугалась и затем решительно отказалась дать согласие на развод. С этой минуты поведение Минны сильно изменилось, как и предсказывала сестра: она перестала меня мучить и, казалось, помирилась со своей участью. Пузинелли предписал ей против болезни сердца лечение в Рейхенгалле. Я достал необходимые для этого средства, и в том же месте, где год назад я встретил проделывавшую там курс лечения Козиму, Минна провела лето, по-видимому, в довольно сносном настроении.

← к оглавлению | продолжение →