Рихард Вагнер. Моя жизнь
1850—1861

108

Этот план давал моим заботам и усилиям совершенно новое направление, весьма отличное от первоначальных целей моего поселения в Париже. Теперь для меня получили большое значение знакомства, особенно влиятельные. По этой причине приятно было узнать, что Гасперини, с которым я до сих поддерживал лишь поверхностные отношения, приехал в Париж на продолжительное время. Я сейчас же сообщил ему о своих планах и через него близко познакомился с очень расположенным к нему, богатым и, как я узнал, не лишенным влияния человеком, неким Люси, генеральным сборщиком податей в Марселе. Во всех наших беседах неизменно отмечалась необходимость прежде всего найти кого-нибудь, кто согласился бы дать нужное для предполагаемого предприятия финансовое обеспечение. Мой друг Гасперини не мог не признать, что с моей стороны было естественно на основании им же самим высказанных предположений видеть в Люси человека, наиболее в этом отношении пригодного. Но ему казалось благоразумнее высказать Люси эту мысль с некоторой осторожностью, так как друг его хотя и обладает «chaleur de coeur», но человек деловой и в музыке смыслит мало. В первую очередь оказалось необходимым ознакомить со мной и моей музыкой парижан, а затем уже на достигнутых в этом направлении результатах, строить дальнейшее. С этой целью я решил в виде первого шага дать несколько больших концертов. Чтобы осуществить это намерение, я сейчас же приобщил к кругу моих ближайших знакомых своего старого друга Беллони, бывшего секретаря Листа. Он свел меня со своим компаньоном, очень интеллигентным и, по-видимому, хорошим человеком, по имени Джиакомелли, редактором одной театральной газеты. Беллони хвалил мне его «прекрасный французский язык», как и вообше его необычайную подвижность и деятельность. Оригинальная контора редакции моего нового покровителя стала одним из важнейших пунктов для ежедневных свиданий со всевозможными своеобразными личностями, с которыми приходится сталкиваться в Париже по театральным и тому подобным делам.

Надо было приискать для предполагаемых концертов наиболее подходящий зал. Было очевидно, что с наибольшим успехом я мог бы выступить перед парижской публикой, если бы имел в своем распоряжении помещение и оркестр Большой оперы. Для этого надо было обратиться к императору Наполеону, что я и сделал в сжатом письме, которое Гасперини проредактировал. При этом надо было принять во внимание враждебное ко мне отношение тогдашнего министра Фульда, о котором можно было судить по его дружеским чувствам к Мейерберу. Его зловредному влиянию, внушавшему нам некоторые опасения, надо было противопоставить влияние Мокара, секретаря Наполеона и — как уверял Олливье — составителя императорских речей. В порыве пылкого великодушия Люси решил обратиться с письмом к Мокару, которого помнил как друга юности. Но когда и на это не последовало из Тюильрийского дворца никакого ответа, сомнения мои в возможности противодействовать влиянию главного министра под влиянием бесед с более практическими друзьями, Беллони и Джиакомелли, стали расти, и я решил вступить в переговоры с Кальцадо, директором итальянской оперы. С первого же шага мы получили от него отказ, вследствие чего я отправился к нему лично. И действительно, сила моего красноречия удивила меня самого. Нарисовав перспективу возможного большого успеха постановки моей последней оперы «Тристан», я вынудил у него обещание сдать мне «salle Ventadour» на три вечера с промежутком в неделю. Однако от суммы 4000 франков, которую он назначил за каждый вечер, за помещение и освещение, он отступиться ни за что не хотел при всей пламенности моих доводов, которыми по пути домой Джиакомелли очень восхищался.

← к оглавлению | продолжение →