Рихард Вагнер. Моя жизнь
1850—1861

50

Остальные мои знакомства в Лондоне не представляли особенного интереса. Меня порадовал только некий Эллертон, красивый, симпатичный господин, зять лорда Бругама, поэт, большой любитель музыки и, к сожалению, композитор. Он представился мне на одном из филармонических концертов и не постеснялся, приветствуя приезд мой в Лондон, выразить надежду, что я положу предел преувеличенному обожанию Мендельсона. Это был единственный англичанин, который оказал нам особенный почет, угостив меня и моих ближайших друзей в «University Club» обедом, давшим полное понятие о великолепии такого рода учреждений в Лондоне. После приятной беседы я узнал, однако, и слабые стороны английских пирушек. Моего хозяина, как будто это так и полагалось, увели домой под руки. Он еле держался на ногах и не мог идти один.

Оригинального человека встретил я в лиие старомодного, но в высшей степени милого композитора Поттера. Мне пришлось дирижировать его симфонией, которая при крайне скромных размерах отличалась изящной контрапунктической работой и очень заинтересовала меня. Сам композитор, старенький, приветливый чудак, он относился ко мне с боязливой почтительностью. Я настоял на том, чтобы andante его симфонии, действительно красивое и интересно написанное, было исполнено в надлежащем темпе. Он относился к своей работе с полным недоверием. Боясь навеять на публику скуку, он хотел, чтобы ее отмахали как-нибудь поскорее. Зато какой благодарной радостью сияло его лицо, когда я этим andante, исполненным в моем темпе, доставил ему огромный успех и вызвал рукоплескания по его адресу. Менее симпатичен был мне некий Мак-Фарринк, надутый, меланхоличный шотландец, произведения которого, как уверял меня комитет Филармонического общества, очень ценились. Последний был, по-видимому, слишком горд, чтобы совещаться со мной по поводу предполагаемого исполнения одной из его симфоний. Мне было приятно, что симфония эта, которая совершенно мне не нравилась, была отставлена, а вместо нее была выбрана увертюра «Steeple-Chase», чрезвычайно оригинальная вешь дико-страстного характера. Я провел ее с громадным наслаждением. Знакомство с купцом Бенеке и его семейством — Везендонк дал мне рекомендацию, желая найти для меня «дом», куда можно пойти во всякое время, — связано было с большими неудобствами. Приходилось совершать далекое путешествие в Камбервель, чтобы изредка являться на приглашения и разделить общество людей, у которых останавливался Мендельсон во время своих наездов в Лондон. При мне они сейчас же заводили о нем речь, восторгались моим исполнением его вешей и сообщали мне черты «богато одаренной натуры» покойного. Говард, секретарь Филармонического общества, приятный, честных правил старик, один, как он полагал, из круга моих английских знакомых, старался доставить мне развлечение. С его дочерью я посетил несколько раз итальянскую оперу в театре Ко- вент-Гарден. Я слушал там «Фиделио» в скверном исполнении на речитативный манер, с грубыми немцами и безголосыми итальянцами. Впоследствии я отстал от этого театра. Когда, покидая Лондон, я пришел прощаться с Говардом, я был поражен, встретив там Мейербера. Он приехал хлопотать о постановке своей «Северной звезды». Увидев его, я мгновенно вспомнил, что Говард, которого я знал лишь как секретаря Филармонического обшества, был также и музыкальным критиком «Illustrated News». Вот почему и заискивал у него великий оперный композитор. У Мейербера буквально подкосились ноги, когда он увидел меня. Это, в свою очередь, произвело на меня такое впечатление, что мы не сказали друг другу ни слова. Говард очень удивился. Он сообразил, что мы знакомы. Наконец, он спросил меня, знаю ли я Мейербера, в ответ на что я ему рекомендовал поговорить с Мейербером обо мне. Когда я однажды вечером снова встретился с Говардом, он стал меня уверять, что Мейербер отзывался обо мне с величайшим уважением. Тогда я посоветовал ему прочесть несколько нумеров парижской «Gazette musicale», в которой Фетис недавно предал гласности мнения обо мне г-на Мейербера, выраженные в менее привлекательной форме. Говард покачал головой и сказал, что не понимает, «как это двое великих композиторов могли встретиться так странно».

← к оглавлению | продолжение →