Рихард Вагнер. Моя жизнь
1850—1861

48

Плохие отношения, установившиеся из-за Коста между Сентоном и Андерсоном, вызвали серьезные осложнения, благодаря которым я вскоре совершенно утратил влияние на дела общества. Они же явились причиной многих забавных происшествий. Этот самый Андерсон по протекции лейб-кучера королевы получил место директора королевского придворного оркестра («Queensband») и, несмотря на то что был полным профаном в музыке, должен был дирижировать ежегодно устраивавшимся придворным концертом. Это был не концерт, а позор. Не умевший сдерживаться Сентон умирал со смеху. Об этом вечере рассказывали потом прямо анекдоты. Распространился, между прочим, слух, что М-me Андерсон, которую за ее колоссальный рост и богатырское сложение я прозвал Charlemagne, присвоила себе место и оклад придворного трубача. Слушая эти и подобные им рассказы, я пришел к заключению, что мой жизнерадостный друг не устоит в открытой борьбе с кознями клики, с таким искусством умеюшей втираться повсюду. Действительно, вскоре я был свидетелем финального поединка между Андерсоном и Сентоном, результатом которого явилось полное поражение последнего. Это подтвердило уже раньше сложившееся у меня убеждение, что в свободной Англии порядки ничуть не лучше, чем во всякой другой стране.

Наше маленькое общество несколько увеличилось с прибытием Берлиоза, который приглашен был в Лондон вновь основанным The new philharmonic society дирижировать двумя концертами. Постоянным капельмейстером этого общества был назначен, неизвестно за какие заслуги, необыкновенно добросердечный, но до смешного неспособный человек, доктор Уайльд, толстощекий англичанин, получивший капельмейстерское образование у штутгартского дирижера Lindpaintner'a и постигший эту премудрость ровно настолько, чтобы невпопад отбивать такт и кое-как плестись за оркестром, игравшим, как ему заблагорассудится. Я слышал в его исполнении одну из бетховенских симфоний и был страшно удивлен, когда по окончании публика разразилась такими же оглушительными аплодисментами, какими она награждала меня, исполнявшего эту симфонию с величайшей пунктуальностью и с неподдельным огнем. Чтобы хоть сколько-нибудь поднять эти концерты в художественно-артистическом отношении, как я уже сказал, пригласили дирижировать несколькими из них Берлиоза. Мне удалось слышать в его исполнении некоторые классические произведения, между прочим одну моцартовскую симфонию. Я был поражен: он, который с таким подъемом дирижировал собственными произведениями, здесь оказался далеко не на высоте своей задачи и ничем не отличался от самых заурядных капельмейстеров, отбивающих палочкой такт. Собственные же его творения, как, например, эффектные отрывки из симфонии «Ромео и Юлия», произвели на меня по-прежнему сильное впечатление. Но теперь мне виднее стали недостатки, которыми грешат даже величайшие концепции этого необыкновенного музыканта, недостатки, которых я не замечал прежде, когда испытывал одно лишь неудовольствие, по силе своей адекватное общему величию впечатления.

← к оглавлению | продолжение →