Рихард Вагнер. Моя жизнь
1850—1861

24

Наиболее близким приятелем Гервега был д-р Франсуа Вилле, с которым я давно у него познакомился. В студенческие годы, как можно было судить по многочисленным рубцам на его лице, он много дрался на дуэлях. Вообше же его характерной чертой была склонность к остроумным, метким замечаниям. Сравнительно недавно он поселился у Майлена на Дюрих-ском озере и очень просил меня и Гервега бывать у него почаше. Приезжая к Вилле, мы попадали в типичную гамбургскую семейную обстановку, созданную заботами его жены, дочери богатого пароходовладельца Сломана. Оставаясь, собственно говоря, все время студентом, он имел случай обратить на себя внимание редактированием в Гамбурге политической газеты, доставившей ему обширные знакомства. У Вилле всегда было много тем для рассказов, и он считался занимательным членом общества. Теперь он, по-видимому, поставил себе задачей взяться за Гервега, чтобы вывести его из дурного настроения и нерешительности по отношению к предстоящей экскурсии в Альпийские горы. Сам же он собирался отправиться в обществе профессора Эйхельбергера пешком через Готтард. Эта затея сильно возмущала Гервега, который полагал, что пешком следует ходить лишь по таким местам, по которым нельзя ездить, а отнюдь не по образцовым дорогам. После прогулки в окрестностях Лугано, доставившей мне возможность самому услышать характерный для итальянских церквей неприятный перезвон колоколов, я убедил общество последовать за мной на Борромейские острова, на которые мне хотелось еше раз посмотреть. Во время поездки на пароходе по Лаго-Маджиоре мы встретили худощавого господина с длинными гусарскими усами. В шутку мы прозвали его генералом Гайнау и выражали ему ради забавы свое недоверие. Он оказался крайне добродушным гановерским дворянином, который для своего удовольствия долгое время путешествовал по Италии и мог сообщить нам полезные сведения об итальянцах. Его рекомендации много помогли нам при посещении Борромейских островов. Здесь мои знакомые расстались со мной и с женой, чтобы ближайшим путем отправиться обратно, тогда как мы собирались через Симплон и Валлис в Шамони.

Утомление, которым я до сих пор расплачивался за свою экскурсию, говорило за то, что я не скоро пушусь в такое же путешествие. Для меня было важно как следует осмотреть все достопримечательности Швейцарии. Вообше настроение мое с давних пор было таково, что я ждал значительных перемен только от новых внешних впечатлений. Поэтому я не хотел упустить Монблана. Для того чтобы узреть его, пришлось преодолеть большие трудности, к числу которых следует отнести и ночное прибытие в Мартиньи, где по случаю большого переполнения гостиниц нам всюду отказывали в ночлеге. Только воспользовавшись романом почтальона и горничной, мы неожиданно нашли приют на одну ночь в частной квартире, оставленной господами. В долине Шамони мы, как полагается, посетили так называемое «Ледяное Море» и «Flegere», откуда вид Монблана произвел на меня значительное впечатление. Однако польем на эту вершину менее занимал мою фантазию, чем путешествие по Col des geants, так как восхождение на значительную высоту волновало меня не в такой степени, как продолжительное блуждание по гористой и пустынной местности. Я давно лелеял мечту еше раз испытать такое своеобразное ошушение. Спускаясь с «FIegere», Минна упала и вывихнула себе ногу. Болезненные последствия этого падения заставили нас удержаться от всяких дальнейших предприятий такого рода, и мы вынуждены были ускорить наше возвращение через Женеву.

Из этого значительного и грандиозного путешествия, предпринятого почти исключительно для поправления здоровья, я вернулся со странным чувством неудовлетворенности. Во мне продолжала жить тоска по чему-то далекому, сыгравшая решающую роль в моей жизни и придавшая ей новое направление. Дома я мог убедиться в том, что в судьбе моей готовится поворот к лучшему. Это были запросы и заказы различных немецких театров, желавших поставить «Тангейзера». Прежде всего об этом хлопотал придворный театр в Шверине. Младшая сестра Рекеля, вышедшая замуж за известного мне с ранних лет артиста Морица, вернулась в Германию в качестве молодой певицы, получившей образование в Англии. Она так горячо рассказывала одному дельному человеку, служившему при театре, Штоксу, о впечатлении, какое произвел на нее в Веймаре «Тангейзер», что тот решил внимательно ознакомиться с оперой и побудить дирекцию подумать о ее постановке. За ним в короткий срок последовали театры Бреславля, Праги и Висбадена. В последнем подвизался в качестве капельмейстера друг моей юности Луи Шиндельмейсер. К ним вскоре присоединились и другие театры. Но особенно удивился я, получив через нового интенданта, господина фон Гюльзена, запрос берлинского королевского театра. Я подумал, что тогдашняя принцесса прусская, благодаря стараниям моего верного друга, г-жи Фроман, всегда расположенная ко мне, а теперь особенно заинтересованная недавней веймарской постановкой «Тангейзера», очевидно, посодействовала неожиданной предупредительности по моему адресу.

← к оглавлению | продолжение →