В творчестве Иоганнеса Брамса сочетаются эмоциональная порывистость романтизма и стройность классицизма, обогащенные философской глубиной барокко и старинной полифонией строгого письма — в музыке композитора «обобщается музыкальный опыт половины тысячелетия», как писал венский исследователь творчества Брамса Карл Гейрингер. Брамс считал себя наследником Шумана, который незадолго до смерти благословил 20-летнего композитора в своей последней статье «Новые пути», возвестив всей Германии: «Он пришел!» Когда Брамс задумывал свою Первую симфонию, впервые прозвучал первенец романтизма — Неоконченная Шуберта, и она, как и его последняя, Девятая, нашла отражение в симфоническом творчестве Брамса. Преемственно связаны с открытиями Шуберта и песни Брамса. Не случайны слова композитора: «Народная песня — мой идеал». С 24 лет и до конца жизни Брамс обрабатывал немецкие народные песни, писал на тексты из сборника «Чудесный рог мальчика», собранного поэтами-романтиками Арнимом и Брентано, на переводы из славянской — чешской, словацкой, моравской, сербской, лужицкой, а также итальянской, шотландской, венгерской народной поэзии. Кумиром Брамса, как и многих композиторов XIX века, был Бетховен. «Я никогда не напишу симфонии, — в отчаянии сообщал он другу в 40 лет. — Ты не представляешь, какой смелостью надо обладать, чтобы решиться на это, когда слышишь за собой шаги гиганта!» Однако написал 4 симфонии, и Первую из них известный дирижер Ганс фон Бюлов назвал «Десятой Бетховена». Последующие также сравнивали с бетховенскими: Вторую — с Пасторальной, Третью — с Героической.

Проведя половину жизни в Вене, вдохновленный ее неумирающим весельем и танцевальным духом, Брамс создал вокальные квартеты в сопровождении фортепиано в 4 руки «Песни любви» и вальсы для фортепиано, сделал обработки вальсов Шуберта для голоса и оркестра. Музыка Вены и всей многонациональной Австрии слышна и во многих его сочинениях крупной формы, таких как симфонии и концерты. Но не менее важен для него и совершенно иной источник вдохновения — Бах и Гендель, музыка эпохи барокко. Как пианист и дирижер он исполнял много произведений XVII—XVIII веков, мог сыграть в любое время наизусть любую из 48 фуг «Хорошо темперированного клавира» Баха, стал известен в Вене своими монументальными Вариациями и фугой на тему Генделя, а на склоне лет заявил: «Два самых важных события в моей жизни — это объединение Германии и завершение издания сочинений Баха». Он нередко использовал старые доклассические формы, наиболее ярко — в потрясающем своим трагизмом финале Четвертой симфонии, цитировал лютеранские хоралы, которые играли столь важную роль в музыке Баха. Так Брамс выступил хранителем традиций, хранителем вечных ценностей.

Признание пришло к Брамсу не сразу, но с каждым новым крупным произведением, начиная с Немецкого реквиема (1868), заметно крепло. Вслед за Германией и Австрией — в Голландии и Швейцарии, где композитор постоянно концертировал, а с середины 70-х годов — в Англии. Кембриджский университет присвоил ему почетную степень доктора (1876), но поскольку для получения ее необходимо было личное присутствие, а Брамс опасался морской болезни, то от награды он отказался. В 1892 году степень была присуждена вторично, а в следующем Лондонское филармоническое общество наградило композитора золотой медалью. Степени доктора Брамса удостоил также Бреславльский университет (1879), а к 60-летию композитора в Австрии была выпущена золотая медаль. Он был кавалером многих орденов: баварских, прусских, австрийских, почетным гражданином родного Гамбурга (1889). Однако характерен ответ Брамса на награждение в том же году рыцарским крестом ордена Леопольда — высшей австрийской наградой: «Красивая мелодия мне милее этого ордена, а если такая мелодия поможет удаче целой симфонии, то она будет ценнее, чем все почетные гражданства».

Мог ли мечтать об этом мальчик, родившийся 7 мая 1833 года в самом убогом квартале Гамбурга? Его родители казались странной парой, вызвавшей сомнения даже у венчавшего их священника. Отец, из голштинских ремесленников, с детства испытывавший непреодолимую тягу к музыке, хотел стать свободным художником и завоевать славу в большом городе. Отправившись в странствия, он овладел игрой на всех струнных инструментах, флейте и валторне и, наконец, осел в Гамбурге. Здесь ценой упорного труда он получил должность валторниста в гражданском ополчении и в 24 года решил жениться. Его избранница из рода учителей и пасторов, с которой он был знаком всего неделю, имела от роду 41 год, слабое здоровье и к тому же хромала. Однако брак оказался на удивление счастливым, за исключением самых последних лет. Несмотря на бедность, родители стремились дать двум сыновьям лучшее образование, чем получили сами, и Иоганнес с 6 лет стал посещать частную школу. Обнаружив в раннем детстве редкую музыкальность, он не удовольствовался уроками отца, познакомившего его со струнными инструментами, и добился согласия на обучение игре на фортепиано.

Его первый учитель Фридрих Коссель стал истинным другом семьи и, восхищаясь необыкновенными способностями 7-летнего мальчика, стремился воспитать из него подлинного художника. Когда в 10 лет Брамс исполнил фортепианную партию в камерных ансамблях Моцарта и Бетховена, и ловкий импресарио посулил выгодное турне по Америке, Коссель, чтобы воспрепятствовать этому, передал своего ученика лучшему гамбургскому педагогу Эдуарду Марксену, который стал заниматься с ним бесплатно также теорией композиции. При всей любви учителей и родителей детство и юность Брамса были трудными. С 13 лет он ночи напролет играл в кабачках, приобретя славу замечательного исполнителя танцев. В 15 Брамс дал первый сольный концерт в родном городе, а в 1851—1852 годах сочинил фортепианные сонаты, скерцо, более десятка песен, камерные ансамбли.

1853 год круто изменяет его жизнь. 19 апреля Брамс отправляется в турне с молодым венгерским скрипачом Эде Ременьи. В конце марта в Ганновере он посещает почти столь же молодого, но уже прославленного венгерского скрипача Йожефа Иоахима. Завязывается дружба, продлившаяся до смерти Брамса. В начале июня в Веймаре происходит встреча Брамса с Листом — знаменитым пианистом, дирижером, композитором, окруженным учениками главой самой передовой школы Германии. Лист рад помочь любому, но Брамсу чужды его принципы, его музыка, и он отказывается от столь необходимой для начинающего могущественной поддержки. Наконец, 30 сентября 1853 года Брамс переступает порог дома Шумана в Дюссельдорфе. Он очарован и музыкой, и личностью Шумана, и его женой Кларой, знаменитой 34-летней пианисткой, ожидающей ребенка, и непритязательным укладом жизни семьи с шестью детьми (седьмой умер в младенчестве). Шуман всячески поддерживает молодого музыканта, и тот через несколько месяцев на деле доказывает свою признательность. Шумана настигает безумие, и Брамс считает своим долгом быть рядом с Кларой, оставляет помыслы о концертных турне и спасает жену Шумана от отчаяния. Она становится музой Брамса, как была музой Шумана.

Постепенно преданность и почтительная дружба сменяются горячей юношеской любовью. 29 июля 1856 года Шуман умирает. Чтобы оправиться от удара, Клара с двумя сыновьями отправляется в Швейцарию, их сопровождает Брамс. Никто не знает, что произошло между ними. Клара теперь свободна, и он, которого не смущает разница в возрасте, может соединиться с ней законными узами. Но именно после смерти Шумана его письма к Кларе становятся менее пылкими, хотя дружба продолжается до конца дней.

В 1857 году композитор получает первое постоянное место работы — музыканта княжеского двора в Детмольде, где приобретает опыт хорового дирижера и пишет многочисленные хоры. Лето следующего года он проводит у Иоахима в Геттингене. Здесь он знакомится с красивой дочерью профессора университета Агатой фон Зибольд. Она так поет песни Брамса, что знаменитый скрипач сравнивает ее голос с драгоценной скрипкой Амати. Об отношениях Брамса и Агаты судачит весь город, дело идет к обручению. Он забрасывает девушку пылкими письмами, но в одном проскальзывает характерная фраза: «Я не могу наложить на себя оковы!» и оскорбленная Агата порывает с Брамсом.

Рубеж 50-х—60-х годов — трудное время для композитора. В 1859-м он испытал одно из самых тяжелых поражений в творчестве. На протяжении 5 лет Брамс работал над крупным сочинением; задуманное как симфония, оно было записано для двух фортепиано, но под конец превратилось в фортепианный концерт d-moll. Некоторые современники утверждали, что первая часть отражает впечатления от покушения Шумана на самоубийство, тогда как о следующем адажио композитор говорил Кларе: «Я пишу твой портрет в мягких тонах». Концерт не был принят ни на премьере в Ганновере, ни в Лейпциге, где провал был полным.

В сентябре 1862 года композитор приехал в Вену. Австрийская столица оценила его как превосходного пианиста, но он жаждал иного признания — и, прежде всего, в родном Гамбурге, где мечтал остаться навсегда. Однако пост руководителя певческой капеллы, на который он претендовал, получил другой. У «отцов города» было стойкое предубеждение против музыканта, выросшего в самом убогом и грязном квартале. Этот удар тем болезненнее, что в 1863 году Брамс вновь влюблен. Чувство вдохновляет его на создание песен, автографы которых он дарит певице Оттилии Хауэр. Родители ждут скорого обручения, но и этому браку не суждено свершиться. Как иронически признавался Брамс, он «натворил бы Бог весть каких глупостей, если бы кто-то, к счастью, быстро не подцепил ее...»

Некоторое утешение приносит возрастающее признание его разнообразных талантов. Осенью того же года он получает приглашение на пост руководителя Венской певческой капеллы. Концерты под его управлением пользуются успехом, хотя публику несколько смущает репертуар: Брамс исполняет кантаты и оратории Баха, сочинения а капелла XVII века преимущественно мрачного характера. Это порождает среди жизнерадостных венцев язвительную шутку: "«Когда Брамс в веселом настроении, он заставляет петь: «Могила — мое блаженство»". Для этого есть все основания. Не успевает он разочароваться в попытках создания семьи, как видит, что семейное счастье родителей пришло к концу. Отец, полный сил в свои 57 лет, радуется жизни и становится нетерпим к 74-летней жене, болеющей и дряхлеющей. Попытки Брамса примирить их остаются безуспешными: родители расходятся, а в феврале 1865 года мать умирает, и сын даже не успевает приехать проститься с ней. Эти переживания находят отзвук в ряде камерных произведений композитора, написанных в 1864—1865 годах, и в самом значительном его сочинении, посвященном памяти матери — Немецком реквиеме. А рядом возникают пьесы совсем иного плана, рожденные духом поющей и танцующей Вены, предназначенные для бытового музицирования, столь распространенного в Австрии и Германии.

В 1872 году Брамс в последний раз связывает себя постоянной службой: занимает пост музыкального директора Венского общества любителей музыки, где исполняет много старинных сочинений, поражая слушателей исключительным чувством стиля и заново открывая для жителей Вены музыку эпохи барокко. Через 3 года он оставляет эту работу, чтобы освободить время для творчества. Слава его растет, ему предлагают различные посты в Берлине, Дюссельдорфе, Лейпциге, Кельне и других городах, а приглашений выступить с концертами в качестве дирижера, солиста-пианиста и участника фортепианных ансамблей так много, что он мог бы гастролировать целый год. Однако Брамс отдает концертным турне только 3 месяца, весной живет в Вене, а в начале лета уезжает за город, ведет простую деревенскую жизнь на лоне природы, любуется красотой озер и гор и во время длительных прогулок обдумывает начатые композиции — в летние месяцы они приобретают окончательные очертания. Именно так созданы все его 4 симфонии — разнохарактерные, совершенно непохожие одна на другую, хотя неизменно сохраняющие классический четырехчастный цикл.

Сочинение Третьей симфонии (1883) совпало с последней любовью стареющего композитора к молодой певице Герминии Шпис. Она пела его песни, солировала в кантатах — Брамс слышал ее в недавно завершенной «Песне парок» и искал любой предлог, чтобы оказаться в обществе этой «красивой, веселой девушки с Рейна». Она благоговела перед знаменитым мастером и несколько лет спустя признавалась: «Я снова была совершенно покорена, увлечена, пленена, одурманена. И до чего же он мил! В настоящем летнем, светлом, молодом настроении! Он вечно молод!» Сестра сообщала Брамсу, что в Гамбурге уже говорят о его браке с певицей как о деле решенном. Однако композитор и на сей раз не женился.

Как уверял сам Брамс, он не женился своевременно лишь из-за отсутствия постоянной работы и твердого заработка. На самом деле он уже к 36 годам доходами от гастролей и изданий мог без труда обеспечить семью. Венский исследователь Гейрингер объясняет отказ композитора от брака двойственностью его натуры. Долгие годы он стремился занять твердое общественное положение, получить постоянную работу, предпочтительно в родном Гамбурге, и всю жизнь страдал от того, что там ему предпочли другого. Однако в глубине души он страшился связать себя как узами брака, так и постоянной должностью, боясь потерять свободу художника, творца: «Он смутно чувствовал, что поступил бы вопреки своему жизненному предназначению, если бы захотел вверить другому человеку свою жизнь, целиком отданную искусству».

Вплоть до 1890 года длился наиболее плодотворный период в творчестве композитора. Вершина его — Четвертая симфония (1885), самая необычная не только в творчестве Брамса, но вообще не имеющая аналогов ни в классическом, ни в романтическом симфонизме. Последним своим сочинением Брамс считал струнный квартет op. 111 (1891) и в следующем году составил завещание. Однако судьба подарила ему еще 5 лет творчества, в течение которых он обращал ся к различным, но неизменно камерным жанрам. В 1894 году Брамс издал последний сборник обработок народных песен, а в день своего 63-летия закончил «4 строгих напева» на библейские тексты, рожденные мыслями о близкой смерти — и своей и Клары Шуман. Она умерла две недели спустя, в возрасте 77 лет, и он вернулся с похорон совершенно больным. Тем же летом 1896 года были закончены 11 хоральных прелюдий для органа, последняя из них — фантазия на тему хорала «О мир, я должен тебя покинуть». 3 марта 1897 года Брамс в последний раз появился в Венской филармонии, где под управлением прославленного Ганса Рихтера исполнялась его Четвертая симфония. «Очевидцы рассказывали, что таких оваций зал филармонии еще не знал. После каждой части шквал аплодисментов усиливался. Под конец слушатели встали и, размахивая шляпами, платками, крича и хлопая, приветствовали смертельно бледного Брамса. Он должен был все чаще показываться у балюстрады ложи. Но овациям не было конца: люди в партере и на галерее знали, что они видят своего маэстро, перед которым преклонялись, в последний раз», — писал советский исследователь творчества Брамса Михаил Друскин.

Смерть последовала 3 апреля 1897 года. На похороны Брамса в Вену стекались его поклонники не только со всей Австрии и Германии, но и из Лондона, Амстердама, Парижа. Похоронная процессия была необозримой, еще больше народу стояло шпалерами по обеим сторонам улиц. В Гамбурге в час погребения на всех судах в порту были приспущены флаги: родной город прощался со своим великим сыном.

А. Кенигсберг